Виктор Гвор - Улыбка Бога [СИ]

— Не знаю, — пожал плечами старик. — Боги не любят прямых слов, предпочитая туманить все, до чего могут дотянуться… Увидим — поймем. Уже не долго ждать. Не больше трех лун пройдет, как увидим отцов. Все…

— Даже ты? Слезешь с горы?

— Когда похоронишь внуков и будешь втолковывать правнуку, что тот тупее дубового бревна, вот тогда и поймешь, что больше нет нужды жить дальше… А еще передай князю, пусть не беспокоится за свою спину. Тот, кого числишь врагом, окажется другом. Уже изменен бег Времени, и это будет сделано еще не раз. Главное — это лишь на руку нашему князю и Киеву…

— Друзья, которых числим врагами? — переспросил Белояр. — Кто такие? Еще один новый народ? Неведомый? Тоже охотники до нашего меда?

— Ага. Неведомый, — старик согласился с таким видом, что и дураку было понятно, что Белояр ошибся. Сильно ошибся. — Большой такой народ. И косматый, хуже медведя. Но мед любят не меньше варягов, это ты тонко подметил…

— Ну? — нетерпение сквозило в каждом жесте князя. Он метался по тесным палатам словно плененный пардус, не находя себе места…

— Шкуру мну, о, Великий князь, — Белояр не утерпел, и не сумел удержать колкость… — Помнишь, где ржавеет твой меч, а, княже?

— Мой меч никогда не ржавеет! — гневно вскинулся князь. — Что сказал Старик?

— Не так уж много, — кротко улыбнулся ведун. — Что мы все умрем через две, может три луны. Если побежим, то чуть больше. Тебе этого хватит?

— Мы никогда не бегали от врагов! — ядовитой злости в княжьем голосе, плескалось столько, что хватило бы выморить весь Царьград с запасом. Еще и свеям осталось бы.

— Оставь крик дружине. Которую зиму мы пережили? Напомнить? Врагов тьма и тьма. Дикое поле рождает на нашу погибель злую саранчу, а царьградские базилевсы умело их направляют.

— Выжгем! — зло бросил князь. — Всему своё время.

Сильные пальцы комкали оксамитовое полотно скатерти. Потянули на себя… Грохот посыпавшейся посуды отрезвил. И князь расслышал самое главное, что зловредный ведун приберег напоследок.

«Выжгем, княже, как не выжечь? Но по-первости надо идти в древлянские леса. Не с мечом. С медом. Не воевать, а говорить».

Небо затянуло до самого виднокрая. А ветер все гнал и гнал тяжелые черные кучи, казалось, собирая их в неудержимом и ненужном старании со всего Света. На третий день сквозь прореху в броне туч выглянуло Солнце, но не успели люди вознести хвалу Яриле, как посыпался снег, укутывая землю белым ковром…

Двое сидели на верхней площадке сторожевой башенки. Резная крыша, крытая дранкой, была по самый верх засыпана снегом. Очень белым на фоне выдержанной древесины…

— Ждем пока почернеет?

— Накаркаешь, старый хрыч, молчи лучше.

— И накаркаю, я такой, — согласился Белояр. — Еще и не такое могу…

— Ох, и почему тебя не прибили в свое время? — потянулся всем телом князь. — Оставили бы где в поле, и все.

— Тебе приберегли на растерзание, о великий и мудрый! Решили, что Багрянородный подавится столь выдающимся человеком.

— Мудрый у нас ты, а я Великий. Потому самой судьбой обязан: впереди дружины, под красным стягом, на врага, и все такое…

— С мечом наперевес… — грустно протянул ведун.

— Именно так. На то и князь.

— Князь… — Белояр помолчал немного. — Что думаешь, о новых друзьях?

— Много думаю, — не стал прятать мысли Олег. — Но не в нашем положении отказываться от дружбы. Тем более, недорого и надежно. Эти не умеют обманывать. Тяжко им будет в человеческом мире…

— Тяжко, то верно.

На площадку опустилась тишина. Хлопья снега ложились беззвучно…

По скрипучей лестнице влетел запыхавшийся воин.

— Князь, прибыл гонец с дальней заставы, беда! Идет орда степняков! Без конца и края!

— Во, и чернеть сейчас начнет, однако! — ведун переглянулся с князем.

— Еще и скалишься, сволочь…

— Не замай топора, Вещий, а то последний умный человек на виднокрай окрест погибнет.

— Пошли, «последний умный человек»! — и князь первым побежал вниз, перепрыгивая за раз по нескольку ступеней.

От гонца не осталось ничего. Только оболочка храброго воина, твердившая заученные намертво слова. И все.

— Мара привела нашу смерть. Их не счесть. Под три тьмы степных. Не печенеги, новые. Оружны поголовно. И бронные зело. Мы погибли все. Я ушел один.

Ведун смотрел на белую голову воина, на трясущиеся руки, залитые кровью до плеч. И видел безумную сшибку сам-десять. И брызги крови на снегу, и погибших, что даже умирая, хватают врага, не пуская на родную землю…

— Ты сделал, что должно, воин. И нет в свете достойной тебя награды.

— Не ради злата живем! — прохрипел окровавленным ртом гонец. Глаза закатились под израненный лоб, и воин мягко осел на лавку. Его тут же подхватили гридни из младшей дружины, сноровисто уволокли в сторону лекарского посада…

— Кровь пролилась… — в никуда сказал Белояр, вглядываясь в кровяную дорожку, протянувшуюся за раненым.

— И наши мечи напьются вражьей с избытком… — добавил князь. — Дружине общий сбор, гонцов по первому порядку. Людей хватит?

— Хватит, — коротко кивнул воевода. — Выступаем?

— На рассвете. Успеешь?

— К вечеру, можно и раньше.

— Будут готовы, сразу ко мне! — и обернувшись к Белояру. — Иди к новым Друзьям. Пришло время проверить их честность. Как думаешь, придут?

— Придут, — кивнул ведун. — Сам говорил — не умеют обманывать.

Встречать порешили у реки. Малым отрядом пустить вражинам кровь, остановить. Если удача будет, ударить всей силой, сбить, уничтожить. А не будет — уйти в лес. Пусть половят дружину в засеках, побродят по тропам хитрым, по ловушкам самострельным. И трепать их, трепать, не давая пройти к селам и весям…

— Идут! — Закричал с могучей ели дозорный.

— Подержи, — Поводья полетели в воеводу. Князь снял с пояса меч, подтянул портки и рысью начал карабкаться на дерево.

С юга накатывала черная волна, грозя захлестнуть, накрыть с головой.

— Вот и почернел снег, мать его за ногу да башкой об сосну… — Отряхивая кору с липких ладоней, выругался князь.

— Вот от кого, правнучек мой тугодумный, слов пакостных нахватался! — проревел кто-то у подножья дерева. Владыка многих земель и вод чуть не сверзился с могучей ветки. Тут же, не заботясь о сбережении одежи, соскользнул вниз. И встал рядом с седовласым стариком, больше похожим на тысячелетний дуб, по неведомой прихоти Богов, обретший человеческий облик…

— Пришел, Старик?

— Если не веришь глазам, выколи их к бесам, и иди в пещеру — истину искать. Пришел. И ребят привел, — хмурый глава ведунов задумчиво теребил обереги, больше схожие со связкой кистеней. — Все готовы?

— Сам знаешь, когда время к Ящеру идти, не надышишься.

— Да тебе и в пещеру идти не нужно, и так мудрый стал не по заслугам, скоро забудешь с какой ноги ход утренний начинать надо.

— Не забуду! — радостно ответил князь. Вот странное дело… Ребенком он себя ощущал только рядом с седым великаном Хоривом, давно ушедшим в Вирий, отцом и со Стариком.

— От и молодец, что память хорошая! — Старик был ворчлив, как и подобает. Но в то же время добр и отходчив.

— Пришли? — неведомо как, но рядом с князем и Стариком вдруг оказался Белояр. Мало кто мог бы узнать старшего среди киевских ведунов в воине, словно облитом чешуей панциря. Опоясанный мечом, в шлеме с бармицей…

— У меня тоже память хорошая! — немного обиженно ответил Старик. — Союзничков ваших встретил. Ргых, покажись дурням!

— Ргых! — ответило пустое место. Уже не пустое — соткалась из воздуха исполинская фигура, величиной с доброго медведя. Даже выше в холке будет. Косматая седая шерсть, клыки из пасти торчат. Но фигура почти людская. И глаза. Человеческие. Честные. И умные, внимательно вглядывающиеся в самую суть княжего нутра…

Князя в который раз передернуло от той внимательности. А страхолюдный Ргых довольно оскалился. И протянул могучую лапу, здороваясь. Не боящийся, ни печенегов, ни ромеев, ни самого Ящера, князь с опаской пожал неохватную одной рукой ладонь…

Пророкотал глухой тихий бас:

— Ргых пришел. Алмасты помогут, Олег-друг!

Легкая улыбка коснулась тонких губ Старика. Все получалось…

Зрительная труба, взятая добычей в горячей схватке на просторах Хазарии, приблизила дальний берег… Все конные, брони кожаные, с нашитыми пластинами, легкие сабли, роговые луки… — Это сколько же животины извели, изверги. И только ведь передовые отряды. Тяжелая конница, под чьими копытами сотрясается Мать — Сыра Земля, подойдет чуть погодя….

Передовой отряд медленно переходил реку, князь все ждал радостного треска под копытами, но предательский мороз надежно сковал панцирем быструю воду.